[nightanddau]

Я просто вспомнила этот клип и поняла, что он идеально подходит под настроение. Ну и надо ж постеенно свои труды выкладывать. ДНЕВНИК ЖЕ!

ФД: CA/ WS
РПС: EvanStan/
НА заявку: Т5-49. Крис Эванс/Себастьян Стэн, Стив/Баки. Эвансу всегда говорили, что он слишком вживается в роль. Довживался. Во время съемки сцены с поездом, Крис ударяется головой и начинает думать, что он Стив Роджерс. И последнее, что он помнит - он не удержал Баки. Шок, паническая атака, истерика, вотэвер. Все в ступоре, а Стэн пытается привести Эванса в себя ("Ээээээм...Стив? Стив, со мной все хорошо, я здесь" и тэдэ). "Стив" думает, что любит "Баки", Стэн боится новых приступов паники, так что со всем соглашается.
Автор: Nightanddau
Бэта: Томка.
Муза: Дно.

1

На съёмочной площадке сквозь смешки и крики операторы пытаются не плакать, потому что Крис опять это сделал, он влез в образ. Хохотать или уйти, плакать над незавидной судьбой капитана Америки - решить невозможно. Глаза у Криса Эванса настолько скорбящие, а рыдания натуральные, что хочется плюнуть на гонорары и переписать сценарий. Невольно задумаешься, так ли все гладко у солнечного парня, когда он весь в декорациях и все ненастоящее, кроме его горя. Отснятый материал хорош, кое-кто смачно хлюпает носом.
Чертова драма, тяжелый эпизод.
И Чертово оборудование. Чертово.
Коварные змеи - провода под ногами, кажущиеся безопасными, ручными, запнуться о них может кто угодно, а запинается Крис. Просто вязнет длинными ногами, как в болоте, и тонет, не издав ни звука напоследок. Ассистенты привыкли к подобным случайностям, куда страшнее приземлиться, если у тебя в руках четыре горячих экспрессо.
У Криса из опасного только щит. Не пластмассовая игрушка, а хороший, вполне рабочий инструмент, даром что не из хваленого вибраниума. На темном фоне проводов и холодного металла кровь Эванса кажется бутафорской, какой-то неправильной, и люди сбегаются, потому что людям отчего-то страшно. Это ведь их работа, они не врачи, не пожарники, не полицейские, на их работе не умирают, правда? А кровь, блядь, какая же она, оказывается, настоящая!

Я бы не вышел из своего закутка, я ведь умер. Себастиана Стэна можно вычеркнуть, оставив имя в титрах, выдав билет в другой конец страны. Я бы не вышел, меня даже не зовут, точнее, зовут не меня - Криса зовут. Тихо и громко, с угрозой и страхом, никак не заткнутся, наседки. А я, все еще в допотопной форме: синий, насыщенный холодом цвет, круглые пуговицы. Что вы хотели, я только что погиб за Америку. Некстати вспомнилась малая родина, мамины сережки, ровно такого же оттенка.
Люди столпились возле чего-то очень важного, точнее кого-то, и я с трудом нахожу проталинку в замерших телах, и я с трудом узнаю неправильное. Бледный, идеально выбритый, идеальный Крис, вегетарианец с искусственным смехом. Первое, что приходит в голову, - минуту назад мне было наплевать на тебя, минуту назад или вечность я «падал с поезда», а ты смотрел на меня секундами «правды». В них мы были лучшими друзьями, и я ни в чем тебя не винил. В них я не считал тебя лживым куском и себя не считал. А теперь мне сложно, отвести взгляд от чуть приоткрытых, пухлых губ. Губы порно звезды. Уверен, тебе не единожды предлагали интимные роли. Да всем предлагают, Эванс, а ты предпочел непроторенные тропы всякого говна. Эта роль станет жемчужиной, только если ты умрешь у нас на глазах. Почему я застрял на губах, почему я в них заблудился, или так действует очарование последнего вдоха. Манит, тянет магнитом к распростертому, расслабленному, вопреки неприязни. Могу я испугаться?.. я не хуже остальных, у меня сердце, кажется, есть.
Кто-то передает мне ватку с нашатырем, и я чисто автоматически подношу ее к твоему лицу, ни на что особо не рассчитывая. Видимо медики ускакали пить кофе, расслабились, с нами ничего не может случиться, только с дублерами.
Дыши!
Иначе нахрена ты открыл рот, я ведь вижу, как грудная клетка опадает и поднимается. Капитан Америка, устойчивый к самым забористым химикатам, все еще без сознания. Крис, ты, сука, слишком вживаешься в роль, тебе говорили? Закрыть все пиццерии и кофейни, дайте мне человека в белом халате, я, кажется, бесполезен. Раздражение управляет мной, оно готово засунуть ватку в нос, протолкнуть в глотку. Задохнись, Эванс, не мучайся. Мысли работают лучше нашатыря.
Резко распахиваешь глаза, а я отдаюсь на волю размышлений - ресницы тоже красили, или они от природы такие светлые? Меня обдает волной облегчения, от лопаток до макушки, от пяток до задницы. Непоэтично, знаю, но чувствуется именно так.
И Крисова рука совсем некстати подлетает к моему лицу, совсем некстати. Я думал - ударит, а он, он проводит ладонью, он гладит меня, как котенка. Я, честно говоря, сам нуждаюсь в карете скорой помощи. Светлые глаза загоняют в угол, как нашкодившего ребенка. Без разрешения от светлого не оторваться. Там все, что мне снилось, там все мои мечты и раскаяния, там жизнь, которую мне так и не удалось прожить правильно. Там точно нет Криса Эванса, вегетарианца с пятью татуировками и паническими атаками.
- Баки…
Как не вовремя появляются медики, так что я не успеваю ответить, смещенный со своей почетной должности реаниматора. Я не смотрю, что там делают с пострадавшим, его, наверно, лелеют и дуют на ранку, с ним нянчатся. Реальность бьет меня чем-то тяжелым по голове, я, как по волшебству, оказываюсь прижатым к совершенно невменяемому Эвансу.
Я не маленький хрупкий цветочек, а на деле самый что ни на есть цветочек. Пять грамм в весе, три сантиметра ростом. Никак не выходит разжать чужие пальцы - они как сталь. Ухо опаляет жаркое дыхание, и никто ничего не делает, никто не борется с обезумевшим актером. Неужели боятся идеального мальчика, а на меня всем сверхурочно насрать? Я поворачиваю голову, чтобы встретиться взглядом с шутником, но он уже спрятал глаза на моем плече, он в него, более того, плачет. На счет последнего не уверен, приходится опираться сугубо на слух, и тот подсказывает, Крис Эванс не просто роняет скупую слезу, он банально рыдает. Между всхлипами я слышу «Баки…ты жив…ты, правда, жив?».
Железная хватка ослабла, исчезла, и мы незаметно друг для друга поменялись ролями. Хорошо, Эванс, я подыграю тебе на этот раз, только прекрати.
- Не будь плаксой, Стив, я же тут, ну, видишь? Да посмотри на меня!
Я буду гореть в аду, я должен получить Оскар! На церемонии поделюсь с Эвансом, он заслужил несколько позолоченных статуэток, авансом. Ошибкой было гладить светлые волосы, рука пачкается кровью, еще теплой, скользкой до отвращения. Ладно, принимаю командование, Стив. Раз уж я Джеймс Бьюкенен Барнс, раз уж ты так решил.
- Приятель, тебя надо залатать, согласен? Обещаю, будет не больно.
Интересно, ему вколют морфий, перед тем как сделать пару ровненьких стежков? Во взгляде боли достаточно, я буду настаивать на наркотиках, я отдам ему свои!
Меня не прогоняют, я иду рядом с Капитаном Эвансом, Крисом Роджерсом, в ушах играет национальный гимн, как ни странно, немецкий.

2

Все представлялось мне немного иначе. Чуть больше света, простора, чуть больше такта. Вам же звезду привезли, просветите его со всех сторон, вправьте мозги и отправьте восвояси. Немного комичная картина, согласитесь: накаченный, сильный мужик в больничной пижаме, смирный теленок на заклании у современных технологий. Как-то само собой подразумевается мое присутствие. Я теперь вместо мамы и папы, мне даже не запрещают курить в микроскопическую форточку. То и дело мимо проходит симпатичная медсестра, ей за тридцать, и она явно подумывает выкинуть меня из больницы вместе с импровизированной пепельницей. Да, сегодня я немного поломаю ваш распорядок, барышня, но, верите - я нервничаю, а эти десять бычков, мои первые десять бычков за год, поправочка - одиннадцать.
После небольшой истерики на площадке Крис вел себя вполне спокойно, как и подобает свежетрахнутому на всю голову человеку. Может, пронесет?
Я оставил амнезированого в палате на растерзание специалистам. Ожидалось что-то вроде « Память сама вернется, нужно проявить терпение» или « интересный случай, понаблюдаем». Все гипотезы летят к чертям, из палаты полностью одетый, без врачей и капельниц буквально выпархивает Крис. Стив. Кто-то из них.
Двенадцатой сигареты не будет, пачка пролетает мимо урны и шлепается на блестящий кафель цвета моря. У меня еще тысяча эпитетов, я придумал их, пока ждал окончательного вердикта врачей. Врач, похоже, решил забить на разговоры, просто всучил Крису карту и выставил за дверь. В обычной клетчатой рубашке и светло-бежевых брюках он еще больше похож на парня из прошлого. Сороковые веют над ним гордо, как звездно-полосатый флаг, черно-белый кусок материи из хроник войны.
- Меня побрили.
- Здорово.
- Теперь даже Пегги не пойдет со мной на танцы.
Крис не смотрит на меня, ему некогда, он бегает глазами по истории, он хмурится. Спринтер, литератор, любопытный. Хватит.
Легко догадаться,что он нашел там все самое ненужное, и псу под хвост учтивая конспирация. Сдаюсь без боя, Эванс, эти тупые идиоты победили собственную систему. У них такая шоковая терапия. Видимо, пусть парень, считающий себя Капитаном Америкой, узнает о своей проблеме из первых рук. Фантастика, ребята. Капитулирую и хочу вас всех к стенке поставить.
Еще не поздно подобрать сигареты, не пропадать же добру, раз уж мне пропадать.
- Вот так, приятель. Сюрприз!
Что я несу, господи? Многократно дублированная мысль укладывается штабелями в речевом центре. Можно я побуду посторонним зрителем, а не чьим-то смыслом жизни, не для данного конкретного индивидуума. Но на моем личном деле где-то в области грудины стоит штампик с пометкой « на веки вечные!»
Ты на удивление спокоен, это потому что считаешь себя солдатом или потому что все самое сложное впереди и надо набраться терпения? Нахуй терпение, оно кончилось еще в машине скорой помощи, где ты, сам того не замечая, чуть не сломал мне пальцы. Будь внимательней к деталям, «Капитан», посмотри на мои руки, видишь синяки? - твоя работа, гордись, засранец! Надо было снять кольца, но без них такое чувство, что и пальцев нет, замечали?
Думается в коридоре, у холодной стены, замечательно, доктора все нет. Наступил момент, когда совесть и послушание собирают чемоданы, а потом идут известным маршрутом. Топ-топ-топ, марширует сознательность и исчезает, подмигнув лукаво. Я голоден и готов спорить на свой раритетный костюм, звуки, доносящиеся из чрева «друга детства», намекают на конкретную помощь. Стейк, это будет стейк, прожаренный, с холестерином, трупным ядом на хрустящей корочке. Тебе понравится, обещаю. Я отобью у тебя всякое желание толкать речи на благотворительных вечерах, придерживая чахлый листок салата. Когда ты узнаешь о моей проделке, тоже мне кое-что отобьешь, почки, например.
Язык у меня шершавый и большой, огромный, как я им раньше шевелил или дело в зубах, которые никак не разомкнутся. Да, Крис, каша звуков представшая перед тобой, это моя речь, заставляющая женское население млеть над акцентом. Что-то пошло не так, ты не женщина и не торопишься млеть.
- Прогуляемся?
- Нам велели ждать.
- Ну, жди, а я пошел.
Сработало, не могло не сработать, я же в военной форме «Баки», в режиме «Стэн» - убойное сочетание. Твое тело еще сопротивляется, а ноги уже делают первые шаги за мной. Иди уверенней, следуй, я приведу свой караван к оазису пищевой индустрии. Правильно, возьми с собой документы, используем вместо салфеток, в дешевых забегаловках все равно только разрезанная туалетная бумага. А мы со своим подписанным научно - подтвержденным гигиеническим набором.
Иногда я проверяю, ты ли за моей спиной. Ты за моей спиной. Ровный пробор, как по линеечке, волосок к колоску и гармония в каждом сантиметре родного чужого сознания.
Для разговора не найти лучшего места ,чем закусочная с невзрачной вывеской и полупьяной официанткой. Я не уверен, что она выпивала накануне, водку с лимоном, может быть. Ее смрадное дыхание окружает наш столик ореолом тайны и неприкосновенности. Обсудим ядерную политику северной Кореи? Поставку героина из Таиланда, или он больше славится мальчиками-трансвеститами? не помню.
Взял и украл больного человека, мы в двух кварталах от госпиталя, сидим на подозрительных стульях, едим подозрительное мясо. Почему этот день никак не кончится, двадцать четыре часа, или их уже больше в сутках? История болезни у Криса толще, чем мое портфолио! Пиздец обидно, до невероятия грустно, он и тут превзошел все ожидания.
Между скрипом ножа и белыми зубами затесался наш неловкий разговор по душам. Да, передо мной все еще Стив.
- Что происходит? Это какой-то тест?
-Нет.
- Сейчас 2011 год. Прошло 70 лет, а я видел Пегги, я видел всю свою команду. Если Доктор Эрскин не воскрес, чтобы обколоть всех моих знакомых сывороткой супер-солдата, то я даже не знаю что и думать – пауза, еще пауза, еще пауза - они не настоящие, да?
И ни слова о том, что я не настоящий, ни полтона подозрения. Я - его персональная святыня, скоро запахнет благовониями и к моим ногам возложат здравый смысл. Про Криса думается - Ты. Про Стива думается - Он.
Он внимательный слушатель, он ест стейк, не поморщившись и не читая отповедь посетителям. Крис тоже не читал, я утрирую, когда так дотошно сравниваю, а не сравнивать сложно. Стив выуживает из окружающих хорошее, по капле выцеживает. Попросил у Барби - что за пошлое имя! – карандаш. Пьянчужка жестом бывалого фокусника извлекла оный из бездонного кармана засаленного фартука. Он сказал «Спасибо, Мисс». Сказал, не замечая ни ее плывущего взгляда,ни пожелтевших от курения зубов, и ,клянусь, в этот момент она показалась мне хорошенькой. Видите, я не безнадежный член социума, застрявший в амплуа вечного гея и наркомана, просто мне такое к лицу.
К слову о лицах, между короткими комментариями и вопросами Стив на чистом поле, между анализом крови и каким-то графиком. Он не стесняется, но боится не успеть запечатлеть дерганого, с кривой улыбкой и грязными волосами неидеального Баки. Себастиана. Вашего покорного слугу.
Я спрашиваю его «Зачем?», а он только улыбается, не останавливаясь, пока грифель не ломается под слишком сильным напором. Грубоватый набросок, в котором мне чудится что-то от великих художников возрождения или от пещерных людей с их честностью.
Двадцать четыре часа - длитесь подольше, мне нужно успеть в магазин «юный художник».
Рисунок отдается мне на хранение, и ничего, если в истории будет не хватать кое-каких записей, они того не стоят, ничего не собираюсь возвращать. Мое.
В больнице нас ждут с распростертыми объятьями инквизиторы. Инквизиторы под руководством твоей матушки. Она обнимает, как будто хочет съесть руками плоть от плоти своей, еще пять мнут - и у нее точно получится. Крис, возвращайся, не огорчай маму, есть куча других способов уйти из киноиндустрии. Сила родительской любви бесполезна, сколько бы ни воспевал ее Дисней, маленький Бэмби обречен потеряться.
Ты отстраняешься от женщины, ты говоришь ей- простите.
Капитану Америка положено держать дистанцию, и он держит ее профессионально, с равной долей хладнокровия и сочувствия. Он не ее сын, он только похож на него, так бывает, и мы принимаем желаемое за действительное. Стив знает наверняка - он сирота, и ничьи, даже самые убедительные слезы не заставят его забыть об этом.
Крис, когда ты вернешься, ты вспомнишь, как сломал карандаш, вспомнишь пьяную официантку Барби и ее красные накладные ногти? Я знаю наверняка- забудешь, и ничьи, даже самые убедительные слезы, мои слезы, не заставят тебя вспомнить.

3

Мир приближается к кромке воды, зыбкой, нереальной, и в этот я понимаю, что сплю. Что три дня с ним мне только привиделись, а дальше звенит будильник. Ты смотришь на меня и спрашиваешь роковое «- Стэн?». Легко в них запутаться, знаю, лично я так и сделал.
Ластик бы обычный, провести им по моему лицу, уничтожить несчастное выражение полной опустошенности. Это мое лицо, я знаю, что на нем изображен последний день Помпеи. Да, Крис, я помогу тебе, мы уйдем раньше, чем принесут вечерний заказ. Ты увидишь, чем я занимался три дня-строил воздушные замки из копченых ребрышек с соусом барбекю. Заглянем напоследок в одно местечко по пути в больницу. Хитрость, жалкая фальшивка прошлого. Барби еще не знает, что Стив исчез, а за клетчатой скатертью совсем другой человек. Ты не нуждаешься в животном протеине и еще кое-ком. Уходим. Оставим позади заляпанную жиром и кетчупом скатерть. По секрету от всех, на ней выжжено «Стив». Сигаретой писать не очень, пришлось просить у Барби спички.
Моя милая девочка, спасибо за спички, за каждую. Нас вышвырнули в тот день, смеющихся и довольных. Парня из сорок четвертого и парня без царя в голове. Это был второй день. И создал я твердь, и я был счастлив. Это часть терапии, в которой необходим человек, следящий чтобы «Капитан » не потерялся и не наложил на себя руки. Как будто Стивен Роджерс может такое учудить, я единственный читал комиксы? Читал сценарий? Баки ведь не упал с поезда, Баки никогда не упадет в холодную пропасть. Отныне только самолеты.
Он просит не улетать без предупреждения, я обещаю- не улечу. А тот чемодан, полный вещей, был шуткой, я специально все подстроил, из эгоизма. Хотел проверить, так ли Баки нужен Америке. Чемодан у меня забрали. Поставили, уронили, отбросили и чуть ли не подопнули!
- Бак?
Да что за манера у этого …этого…Стива… вопрошать? Одно слово, да и не слово даже, а у меня в голове пять томов прозы и все, до последней запятой, кричат, что я та еще скотина. Нельзя так шутить, иначе он, знаю наверняка, вцепится в шасси, воображая себя супергероем. Он сражается за свои ценности, за демократию, но сильнее за меня. Америка не может взять и улететь к черту на куличики, не может умереть. А я могу, честное слово, и как Себастиан Стэн, и как Баки Барнс, и как Мария Магдалина. С Магдалиной перебор, простите, у нее тоже трагичная история любви. Никакой любви, я оговорился, так что забудем?
Есть вещи поинтереснее, правда есть!
Оказывается и вне съемок жизнь существует, какая замечательная жизнь. Наш третий день я запомнил сквозь призму стекла и света, этому поспособствовала бутылка виски на двоих. Никакой воды, все по-взрослому. А Он и не надеялся, что сможет опьянеть. Барнс сотворил небольшое чудо, а еще сыграл в покер на раздевание и проиграл вчистую. Отпустить человека, да еще мне на поруки, мне, которому на-пле-вать, полный провал, Мама Эванс.
Куда катится медицина, если в их арсенале только время и пронумерованная коробочка с пилюлями, я предвзят, конечно. Пилюли пьются при мне, добросовестно, первый, второй, третий день. Чертовы пилюли, из чего они сделаны, из абортированных жеребят? Неотрывно смотрю, как одна из них исчезает у тебя во рту, такая крохотная. Дрянь. Ты во всем виновата. Ты виновата, ведь утром, лишь продрав глаза, Крис Эванс спросил слабым от выпивки голосом «Стэн?».
День третий, я ни о чем не жалею. Даже о золоте превратившимся в ржавчину, о нем тем более.
Слабоватая хроника от первого лица, поэтому не все запечатлелось в точности. Оригинал потерян, верьте на слово или не верьте. От Стива я узнал, что мне идут современные рубашки, особенно если закатать рукава. Я закатал себе и ему все, что можно закатать.
Не хватает ковбойской шляпы и сапог, звенящих шпорами. Самые крутые в безвременье, самые громкие в парке аттракционов, наш ор перекрывает мелькнувшее в голов - Воришка! Себастиан, ты же крадешь, не твое, брось каку! Голос благополучно послан на хуй, а мы продолжили кричать и делать вид, что нам страшно, даже когда мы вдвоем.
Хот-доги непостижимым образом переварились раньше, чем возник риск их выброса на поверхность земли. Неоспоримый факт высокого качества, так что мы взяли еще парочку, чтобы разделаться с ними непосредственно в отеле. Дорогой виски из дорогой посуды, приправленный «качественными» сосисками и луковыми колечками - пиршество богов!
И когда, уже после четвертого глотка, ты начал пьянеть, я решил расслабиться. Ты перехватил мое падающее с кровати тело в каком-то безумном прыжке. Скользкое одеяло на полу, кресло в котором ты мирно пил, опрокинуто, зато мне перепало нехилое дружеское объятие, пусть и нечаянное.
- Я думал, ты не оттаешь…
- Все настолько плохо?
- Нет, ты хорошо показал себя на горках. Видел бы свое лицо, я думал, оно отвалится!
- Меня, по крайней мере, не тошнило!
- Нашел что вспомнить…
И мы выпили еще, а в промежутке ты с зелеными феями на брудершафт заглотил положенное количество таблеток. Дисциплина родилась вперед Стива Роджерса, а после Стива Роджерса родился его друг, спаивающий все и вся Джеймс Себастиан Барнс.
Одной рукой я прижимал к себе бутылку, почти пустую, но от этого не менее любимую. Со стороны могло бы показаться, что я имитирую фото из семейного альбома - Себи и его любимый мишка. Такой фотографии, конечно, не было, спонтанно сотворил мысленный компромат на самого себя. Да, одной рукой я оберегаю Виски, а другой пытаюсь крыть тузов шестерками. До последнего надеялся, что под градусом мой обман будет не столь очевиден. Пришлось снять майку. Трусы я не проиграл, выставив на кон выпивку, дает о себе знать смекалка румынских цыган. Не уверен, что такие были в роду, наверное, были, почему бы и нет. Из Цыган плохие командиры, только сержанты выходят, таков наш крест. Как ни пытался Баки загнать Американский оплот Независимости в кровать, ничего не получалось.
В моем гостиничном номере, с двуспальной кроватью, я вынужден дремать на полу, подложив мягкую подушку под ноги. Хорошо, предположим, матрас слишком мягкий, Стив слишком жаркий, а на махровом ковре ощущается весь комфорт пятизвездочного отеля. Предположим и поверим, как в сказку на ночь. Рядом плюхается раскалённое добела солнце, с одеялом, будь оно неладно, с матрасом будь оный проклят.
- Сержант, вы проигнорировали прямой приказ…это…это…не позвольволь…
- Не позволительно?
- Отставить, Баки!
- Извини, я уже клюю носом. Спасибо, кстати, и слезь, ты уже не маленький.
- Ты меня и маленьким вечно сбрасывал.
Так, вдох, выдох. Не верить, не вживаться, и не смеяться наперегонки. Провал по всем параметрам Себастиан, тебе не послышалось.
- Слезь, или мы задохнемся в парах этанола!
- Ты как-то предложил устроить лежанку из диванных подушек. Я согласен, только ботинки тебе чистить не буду. Двигайся уже…кабан какой.
Он такой забавный, этот пьяный Стив, с хмельным румянцем и гладковыбритыми щеками. Его руки помнили опасную бритву, а не электрического монстра с тысячью смертоносных лезвий. Хорошая работа, Стэн, себя бы так брить, чтобы ни царапинки. Утром я не спешил, тщательно оглаживал пеной колючие щеки, хотелось их потрепать, я еле сдержался. Смотреть на Стива, и не смотреть ему в глаза, невероятно тяжелей во сто крат, как оказалось. На всякий случай сообщаю, если вы будете брить мужчину лицом к лицу, убедитесь, что он не ваш персональный сорт Капитана Америка. И, если вы справитесь, затраченные нервы окупятся сторицей, когда это самое гладенькое лицо вдруг окажется в паре сантиметров от вас, беззащитное, полностью ваше.
Я делал с мужчинами вещи и пострашнее, так что сопящее под боком полено, не взывало к сексуальным подвигам. Просто хотелось насмотреться вдоволь, и хоть на десятую долю стать тем, кого так любил Стивен Грант Роджерс. Дальше в сценарии обозначен сон, крепкий, здоровый, и…снято!
- Стэн?

Утро,какое ты острое, утро. Он и правда назвал меня Стэн, карета по имени ночь превратилась в тыкву. Расправить плечи Себастиан, дышать Себастиан. Речь заготовлена: Нет, мы не спали в том самом смысле. Да, я отвезу тебя, куда попросишь. Твой мобильный в кармане брюк, брюки за кроватью. Позвони Маме.
Неотложку мне, это похмелье вперемешку с шоком. Я как солдат, которому оторвало ноги, а он бежит по привычки, хотя бежать нечем. Осознается сей прискорбный факт только в том самом коридоре, со скучными серыми стенами и аквамариновым кафелем. Дежавю. Только не гоните, а…сам уйду, сейчас выкурю сигарету и исчезну.
Так, сигарета, замечательно! А прикурить, по закону подлости, придётся от пальца.
- Сэр.
Здравствуй, женщина в белом халате, побудешь моим ангелом смерти? Не в службу,а дружбу, вышвырни, как хотела, сам я пока не могу. Вот выписка- помятая палочка набитая не табаком.
Женщина в белом халате достает зажигалку, старую, с выгравированным орлом на лицевой стороне. Такие работают на бензине, такие дарят на праздники и юбилеи. Спасибо, вижу свет в конце туннеля, а нет, это огонь на фитильке, такой яркий? Я с благодарностью принимаю жест доброй воли, хотя понятия не имею, чем он вызван. Женщина молча смотрит на меня, а потом качает головой и открывает форточку, которую я открыть позабыл.
- Дедушкина. Умер от рака легких.
Металическая крышка с тихим скрипом возвращается на место, забирая с собой едкий бензиновый лучик. Эстафета здоровья проходит мимо, сигарету я все-таки докуриваю, под неусыпным надзором Ангела.
- Мне жаль, - говорит ангел по имени Стерва.
Да что ты знаешь! У тебя умер дедушка, не у меня. И ты носишь его зажигалку, померяемся проблемами, дорогуша?
- Спасибо, вы меня спасли.
- Работа такая.
Такая тонкая рука, подпиленные под ноль ногти и все это великолепие на моем плече. Ничего же не случилось, Мисс, через час самолёт, мне некогда быть объектом жалости. Как-нибудь на недельке при муже и детях вспомните парня с косяком. Другого меня вы вряд ли встретите.
Виски слаще, чем поцелуй, сны цвета индиго, слова, превратившиеся в липкую жвачку. Если хотите знать, этим напичканы разбитые сердца некоторых людей. Никакого плюша, только обещание – больше никогда! Клубок обещаний вперемешку с улыбками и вспышками фотоаппаратов. Важное имеет привычку отходить на второй план, из соображений безопасности.
Из соображений безопасности, я ставлю девятую подпись на контракте. Ничто не мешает мне гоняться за призраком. Недолго я продержался, не дольше чем рассчитывал, но это прогресс. Девять - на удачу, Стиви.

@темы: Дно, Тлен, Мое